[indent] тишина . . .
[indent]
[indent] тягучая, удушающая, лапы свои костлявые тянущая к душам заблудшим, когтями на шеях их смыкается и - прощальный крик разносится по обители владыки мертвых, эхом отражаясь от стен обсидиановых, и тонет в безмолвных водах стикс.
[indent]
[indent] но мелиноя слышит ( не затихающий гомон в голове ), их всех, неупокоенных, недостойных ни полей асфоделей, ни элизиума, ни кануть в лету и обреченных ( приговорённых ) на вечное скитание по миру земному, ведь двери, ведущие в царство аидово, для них закрыты. навсегда.
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( а мелиноя медленно сходит с ума )
[indent]
[indent] аид предупреждал, что земли смертных таят опасность для нас, монстров, согнанных под землю, древних и обозлившихся - по чьим венам течёт яд змеиный, а сердца давно окутал прогорклый туман. для тех, кому не возносят молитвы и не строят храмы, но чтят, потому что боятся. но правда что? и потому ли мы - монстры, что вне милости у зевса и венценосных?
[indent]
[indent] слухами земля полнится, только вот отцовские слова мелиноя помнит и беспокоится за брата, ослушавшегося его и покинувшего подземное царство…
[indent]
[indent] мечется призрак, места себе не находит. мыслями гонимая на брег песчаный, угольно-чёрный, ( как те надежды, сны и несбывшиеся мечты, что покоятся на дне реки забвения ), изо дня в день мелиноя приходит сюда, тенью скользит меж скал острых, наблюдая за тем, как харон доставляет души умерших в мир иной ( до неё доносится и отдаленный лай цербера, что охраеяет врата в подземный мир ) и как после его одинокая сгорбленная фигура удаляется прочь. и все чего-то ждёт она…
[indent]
[indent] она была против ( обида цепями сковала сердце ), и слушать не хотела загрея, пресекая зарождающиеся надежды его о матери на корню. и даже, когда на руках своих она держала его почти бездыханное обмякшее тело и молила его остановиться, он был глух. ослеплённый ( одержимый ) одной идеей.
[indent] — не гневи отца и силы свои понапрасну не трать! молю тебя!!
[indent]
[indent] но тот мир не принимал его, отторгал, возвращая тело брата в аид. только в этот раз все обстояло иначе. в царстве, где балом вечно правила ночь, время текло иначе, так медленно, что иногда казалось, что оно течёт назад. но дни шли - песочные часы отмеряли последние песчинки, знаменующие завершение сегодняшнего дня, а загрей так и не вернулся.
[indent]
[indent] что или кто его там удерживает?
[indent]
[indent] ветер развевал ее тонкий полупрозрачный хитон, когда мелиноя, потеряв всякую надежду, удалялась прочь, во дворец из чёрного камня, над которым уже сгущались тучи. но что-то, словно невидимая сила, заставила ее остановиться, прислушаться - совсем тихие, неуловимые для смертных ушей, шлепки весла о гладь водную, а после и тусклый свет фонаря перевозчика душ разрезал тьму загробную. окружив себя покровом теней, она подобралась поближе к пристани и стала ждать, только вот когда знакомая фигура ступила на берег, и в человеке, на чьё лицо на миг упал луч света, она узнала брата - и незачем больше было прятаться.
[indent]
[indent] — загрей, - призраком паря над землей, она бросилась к брату, и искаженные формы стали приобретать очертания человеческого тела. взяв его лицо в свои ладони, она медленно скользила руками по его шее, плечам и рукам - нет ли нигде ран и ушибов - она прильнула к нему всем телом. живой. вернулся . . .
[indent]
[indent] и также резко отстранилась, изменившись в лице:
[indent] — ты обещал мне, что тот раз был последним, - испуганным голосом, срывающимся на плач, кричала ( сотрясая стены ) она. ты солгал! в тот день я пришла к тебе в спальню и, не обнаружив тебя там, все поняла.
[indent]
[indent] хоть она и покинула своё тайное убежище, но все равно старалась держаться в тени, скрывая от посторонних глаз ту часть своего лица, что была черна как смоль и уродлива как сама смерть ( и вспышки воспоминаний болью отдавались в памяти ), и даже длинные пряди волос не могли скрыть всего ужаса. — мне чудился лязг ножниц и как в последний раз дрогнула чья-то туго-натянутая нить…, - не закончив, мелиноя обратила свой взор на ту, что стояла позади брата; ту, кому он подал руку, спускаясь на землю; ту, ради которой он готов был пожертвовать собой и своей жизнью.
[indent]
[indent] комом в горле застряли нужные слова - „ мама ” - вслух которые произнести она не могла ( не хотела ), ведь может ли зваться так та, что отреклась от своих детей сразу после их рождения? вскормленная обидой и злостью и воспитанная совершенно другой женщиной, мелиное было нестерпимо больно смотреть ей в глаза.
[indent]
[indent] — персефона, - склонив голову в приветствии, она продолжила. вы и, правда, так прекрасны, как и говорят. разве только…, - помолчав немного, она улыбнулась одними лишь уголками губ, и продолжила. я вижу, на лице вашем следы духа подземного мира, он притаился в ваших кристально-чистых глазах, изгибах губ и в сердце . . .
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( „ ты такое же чудовище как и мы! ” )

Победа над Альтроном далась Мстителям слишком дорогой ценой по мнению Ванды.
По официальным сводкам, потери среди мирных жителей минимальны - лишь десяток людей находились в критическом состоянии в реанимации, остальные отделались лишь поверхностными травмами. Никто не погиб стараниями возродившегося Щ.И.Т.'а. Всех успели эвакуировать из разрушающейся Соковии. Вот это повезло, посмеиваются между собой агенты в свободное время, а Ванде хочется выть. Ей хочется стереть улыбки с их лиц, потому что они не имеют никакого права быть такими счастливыми, когда она буквально разрушается изнутри. Пьетро так и не пришел в себя. Доктор Чо и ее коллеги разводили руками - его показатели были отличными, регенерация сделала свое дело, все повреждения исцелились. Физически он был в порядке. По всем законам медицины, он уже должен был восстановиться.

Но Пьетро упрямо не приходил в себя. Ванда грустно улыбается, понимая, что это очень в характере ее брата. Он всегда все делал ей назло. Не мог удержаться, чтобы не бросить очередной вызов всему этому гребанному миру. Доведенная до отчаяния Ведьма даже рискнула, и попыталась прочитать мысли находящегося в коме брата. Безуспешно. Его мысли были подобны хаосу, но хаосу для Ванды непривычному - словно пытаться одновременно смотреть с десяток включенных на разных каналах телевизоров. Алый туман едва коснулся его висков, Максимова не стала давить и пытаться силой прочитать брата. Единственное, что она уловила, это одно слово. Ее имя. И этого ей хватило. Пьетро жив. Просто спит. Ванда навещает палату своего близнеца каждый день. Проводит там буквально пару минут, чуть сжимает его плечо или же запястье, нащупывая пульс, иногда касается кончиками пальцев его щеки. И невольно улыбается. Алые искры охватывают похудевшие запястья, но он не просыпается.

Вернись ко мне, пожалуйста.

Ведьма обнимает себя ладонями, чуть поглаживая худые плечи, устраиваясь в кресле около его кровати. Она закидывает ноги на тумбочку, откидывая голову назад и с шумом выдыхая, чувствуя, как расслабляется каждая клеточка ее тела. Максимова даже не помнит, когда в последний раз полноценно отдыхала. Когда она действительно нормально отдыхала - Ванда была напряжена в окружении агентов и Мстителей, несмотря на их попытки наладить с ней отношения. И хотя их мысли были для нее, как открытая книга, Ведьма так и не нашла в себе силы поверить им. После того, что она с ними сделала? Ей не может быть прощения. Но тем не менее, Мстители простили ее - ей даже не нужно было прикладывать усилия, чтобы прочитать их. Они действительно ни в чем ее не винили. И от этого Ванде было очень плохо.

А что дальше?
Как она может жить дальше, когда ее брат все равно, что мертв?

Наташа. Клинт. Сэм. Стив. Черт возьми, даже Тони. Они все пытались повлиять на Ванду. Разговаривали с ней. Поддерживали ее. Но этого было недостаточно. Никто из них по-настоящему ее не понимал. Максимова проводит кончиками пальцев по тонкой коже запястья своего брата, прикрывая глаза. Она пытается найти в себе силы, чтобы встретиться с Эриком. Пьетро был не только ее братом, он был еще и сыном Магнето. Нет, не был, есть. Он не умер. Близнецы никогда не были близки с Леншерром, даже когда были членами Братства, но подобные связи нельзя просто взять и вычеркнуть. Когда-то давно они уже расстались на отрицательной ноте. Их отношения нельзя охарактеризовать каким-то однозначным термином, но кровь не вода - они не могут отрицать взаимное притяжение и любопытство.

А что могло бы быть, если...
Если бы Магда не испугалась и осталась с Эриком. Если бы Леншерр воспитывал и вырастил близнецов. Если бы им не пришлось пережить смерть своих родителей. Максимова до сих пор иногда просыпалась от кошмаров, связанных с именем Старка, хотя самого Тони уже перестала ненавидеть, увидев, что он искренне раскаивается в том, что сделал в прошлом. Никто не застрахован от ошибок. 

Возможно, только возможно, Ванда нуждается в своем отце больше, чем в лидере мутантов. Вернее, в настоящий момент она действительно нуждается в родном человеке. Поэтому никому не рассказывает о том, куда направляется. Она обманывает видео-камеры, угадывая слепые зоны [уроки Вдовы не прошли даром]. Легко и непринужденно улыбается Сэму, который попытался утянуть ее на очередную тренировку, в попытках отвлечь ее мысли от больничной палаты. В ответ она лишь неопределенно машет рукой с именной карточкой от Старка и подмигивает Соколу - по официальной версии она собирается на шоппинг. Все лишь облегченно улыбаются и расслабленно выдыхают - к ней относились как к атомной бомбе, ожидая взрыва в любой момент. Знали бы, к кому направляется их Алая Ведьма.

В особняк Братства Ведьма добирается за полтора часа - Эрику хотелось уединенности. Она три раза меняла такси, чтобы запутать возможную слежку - от Романовой ей передалась неустанная паранойя, в конце концов лицо младшей Максимовой успело примелькаться в новостях. Но ее никто не узнавал. Возможно, дело было в новом цвете волос - не так давно под давлением окружающих ее агентов, Ванда перекрасила волосы в светло-пшеничный, Пьетро бы понравилось. Теперь их сходство было еще более очевидно. Да и черты Магнето в выражении ее лица проступили более явно. Возможно именно поэтому, никто не задавал ей лишних вопросов, когда Ванда магией открыла двери особняка. Ей не нужно было уточнять, где Магнето - она уловила отголосок мыслей Эрика на втором этаже. Дверь кабинета была не заперта, но в любом случае, она не стала утруждать себя стуком.   

Здравствуй, папа, - Ванда с трудом находит в себе силы улыбнуться и встретить стальной взгляд Эрика. Он наверняка слышал о произошедшем в Соковии, но не мог знать, что именно там произошло - Щ.И.Т. выдал СМИ крайне скупую на подробности сводку событий. Руки ведьмы не могут найти себе покоя - она щелкает пальцами, поправляет подол платья, заправляет за ухо выбившуюся прядь волос, сдвигает на пару сантиметров никому не мешающую кружку с уже давно остывшим чаем. Само его присутствие одновременно и нервирует Максимову, и успокаивает. Раздражает.

Пьетро в коме, - голос звучит на удивление ровно и даже безэмоционально, совершенно не отражая бушующих в груди Ведьмы эмоций. Невольно она чуть расправляет плечи, не отводя взгляда от лица своего отца.

[indent]Откровенно говоря, Нью-Йорк я так и не смогла искренне полюбить. Слишком шумный, слишком грязный, слишком многолюдный. Слишком слишком даже для той, что привыкла к масштабным пирам асгардийцев, которым было незнакомо слово "мера" в принципе. Но тем не менее, меня с этим городом связывало многое. В том числе поражение Локи, которое открыло портал для таких, как я. Читаури пробили брешь между мирами, через которую в Мидгард сбежали многие. Изначально я не планировала покидать родной мир, но пришлось импровизировать, потому что изменения в магическом фоне почувствовали все, способные на это. И те, кто помнил Хелу, тоже. Она вернётся, я точно знаю. И несмотря на всю мою ненависть к первой дочери Одина, это не моя битва. Мне её не победить. Даже Тору не победить. Но и вмешиваться, зная исход, я не имею права. Мир найдёт способ излечить сам себя. Даже если земля Асгарда погибнет, его люди будут жить дальше. Надеюсь, Тор вовремя поймёт это. Именно на его плечи возложена миссия пронести сквозь века нашу культуру, не дать ей погибнуть на самом деле. Потому что нас с Локи рядом не будет. По разным причинам. Не уверена даже, что трикстер заглядывал так далеко, как я. Возможно, он не знает, какое будущее ему уготовано. Или, наоборот, всё знает, и всеми силами пытается избежать подобного исхода для себя. Не могу его винить, но надеюсь, что Лафейсон помнит про свою давнюю подругу, которая всегда-всегда была на его стороне. И не готова терять своего товарища по шалостям.

[indent]Фригга помогла мне развить дар предвидения, дарованный от рождения, но он лишь сводит меня с ума. Я никогда не хотела знать своё будущее, поэтому пыталась подавить свой дар, игнорировала посылаемые мне видения, сопротивляясь урокам всематери. Я хотела бы погибнуть рядом с теми, кого считала сёстрами, рядом с другими валькириями. Я ведь даже не смогла вовремя предупредить их, попытаться их как-то спасти, потому что не умела контролировать свой дар, не увидела вовремя нападение той, которую небезосновательно всегда боялись. Возненавидеть приёмную мать я так и не смогла, ведь она действительно пыталась переломить моё собственное упрямство. Жаль, что многие преподанные ей уроки я поняла лишь спустя время. Но теперь я буду готова. Я знаю, как умрёт старшая сестра Тора. И знаю когда. А я буду жить. Обязательно потанцую над её могилой. Но пока рано. А выжидать я давно научилась. Моя месть будет сладка, потому что нет ничего приятнее смотреть, как падёт твой злейший враг.

[indent]Я вернулась в Нью-Йорк в тот год, когда бывшую башню Старка полностью перестроили. Теперь над городом горит гордое "Мстители", а я лишь презрительно морщусь каждый раз, когда высотка попадает в моё поле зрения. Мне приходится пару раз сморгнуть, чтобы сосредоточиться на картинке настоящего мира, отгоняя видения возможного будущего. Я ещё не совсем понимаю, в каком именно варианте нахожусь, но все силы вкладываю в то, которое в итоге будет выгодно именно мне. В запасе у меня ещё несколько лет, поэтому позволяю себе расслабиться. Свою ошибку я осознаю лишь тогда, когда широкая, даже несколько пугающая, улыбка появляется посреди моего пентхауса, который я успела облюбовать и уже обжиться в нём. Чешир всегда был таким бесцеремонным. Недовольно скрещиваю руки на груди, ожидая, когда Кот полностью появится передо мной в своем человеческом обличии. Цокаю языком, когда в очередной раз исчезает ослепительно белый оскал острых зубов. Выпендрёжник.

[indent]- Через минуту я возведу защитный купол вокруг своей квартиры, - громко фыркаю, поднимая руку и скрещивая пальцы, - И тебе повезёт, если тебя не разрубит пополам, - прищуриваясь, поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь отследить мерцание, которое всегда сопровождало Чеширского перед его эпическим появлением. К счастью или к сожалению, я слишком хорошо его успела узнать за столетия нашей истории. Какое-то тёплое чувство поднимается в моей груди от осознания того, что он сам решил навестить меня. Скучает. Улыбаюсь, экранируя свои эмоции, полностью закрываясь от него. Наша игра никогда не надоест нам обоим.

[indent]- Раз, - на моих губах широкая ухмылка, которая должна его выбесить окончательно.

[indent]- Два, - скрещиваю пальцы сильнее, прикусывая нижнюю губу.

[indent]- Три, - громко щёлкаю пальцами, прекрасно осознавая, что он, оставаясь невидимым, притаился где-то рядом. Поиграем?

меня от тебя дико кроет // я от тебя себе вены вскрою
— давай я попробую тебя по изгибу твоих_моих ран будущих —
   

шалость удалась – всем понравилось. лишь некоторые могут кукситься [вероятно ангелов представители] из-за неуправляемости демонической. похуй, пляшем // действуем дальше – по наклонной вверх или вниз – как покажет ситуация, время и место.

сегодняшние занятия в саду, полеты туда-сюда, под предводительством великого и ужасного [нет] геральда проходили успешно. тренировки всласть выбивали опору из-под ног и сознание улетало все дальше и дальше после очередного взмаха крыльев. сколько уже лет, а мими все не привыкнет к сладкому/радостному этому чувству, которое даруется всем истинным ангелам/демонами, да и непризнанным в конце концов. к чувству, которое сопряжено со свободой внутри вен и различных их ответвлений алых, когда оказываешься в воздухе, далеко-далеко от поверхности. а если это еще и не сопряжено с какими-либо целями, то всласть можно насладиться этим одухотворяющим аффектом.

- эй, мими, - равняется энди рядышком. демоница забавную и недовольную моську корчит, всем видом показывая неудовольствие. – как твоя новая соседка? ты ее не обижаешь?

- о! – оживает мими, слишком резко меняя свое настроение. – а ты втрескался в нее что ли? о лоре ты так не беспокоился, если мне не изменяет память, - девушка делает кувырок в воздухе, между делом оставляя краткое эхо своего смешка в воздухе. – ну чего застыл? отвечай или я не отвечу.

детский сад, не иначе, но какая разница, когда покалывает вся ситуация веселостью и забавностью? мими от этого только радуется, отчасти напоминая какого-то почти_вампира энергетического, хотя лишь преследует свои личные плюсы для повышения настроения. игры словесные/нет – один из способов.

- нет, ничего я не втрескался.

- спорим – что втрескался? - зловеще так ухмыляется.

- мими… я просто интересуюсь ее состоянием, - раздражается непризнанный.

- а я участвую в ее состоянии, - неоднозначно демоница высказывается и ныряет в пух и белоснежный прах облачный.

   
вики уокер - отдельная история, поди сказка, которую следует рассказывать взрослым на ночь. в этой сказке только самые красивые картинки, самые глубокие и чувствительные смыслы запрятанные за длинными предложениям из букв/слов сложенных наспех, но точечно, самим великим провидением [считай – все  и д е а л ь н о]. вики, безусловно, засела в мыслях переставая быть только рассказом, а уже превращаясь в факты. но если вернуться к началу – какая обложка у это сказки. awww ~

мими размышляет, лежа на своей кровати. языком по губам ведет, раздумывая о соседке, которая в такой славный вечер где-то пропадает. возможно изучает местные красоты, сложенные из кучи всего того, что смертным лишь после смерти уготовано встретить [какая-то тавтология, но смысл понятен].

здесь, в мире "за занавесом" человеческой жизни, все по-другому. даже звезды складываются в причудливые скопления напоминающие целые произведения еще никем там на земле не придуманные. отсюда вся благодать идет в умы/разумы смертные, отсюда вся планета страдает или радуется, именно здесь принимаются все решения с легкой руки шепфа и его верных-верных ангелов-прихвостней.

здесь [дубль два], в мире "за занавесом" человеческой жизни, гораздо красивей, величественнее. энергия ткет по мановение вселенского замысла все, что мы видим кругом. и, кажется, что именно с ее вселенской руки происходит внезапное.

- вики, - шумно/прерывисто выдыхает мими, когда и секунды подумать не дает непризнанная, ворвавшись в их совместную обитель. при этом слишком быстро оказывается сверху, слишком быстро разрывает всякое расстояние являясь вдруг слишком пламенной. н е о ж и д а н н о. – поразительно, как одна ночь способна раскрыть потенциал одной симпатичной непризнанной, - умиляется демоница, пока еще игнорируя поступивший запрос и этот суровый вид.

ей однозначно нравится, как обстоят дела с их взаимным сожительством.

- чертовски хороша, - мими удается частично освободиться от горячей хватки девицы, которая продолжает прижимать к кровати. получается пальцами скользнуть по женской шее, кончиками по скуле пройтись и замереть на подбородке. – но очень напряжённая. давай измени положение.

мими использует крылья как рычаг и довольно резко вскакивает, успевая прижать к себе непризнанную и вместе усесться на кровати. делает все аккуратно, явно пользуясь такой нестандартной техникой не первый раз в своей жизни. смотрит в глаза девушки, что задала вопрос явно не слишком внятный и ни разу мими не понятный.

отпускает, но не отодвигается слишком далеко от нее.

- какого блядь черта? знаешь, я же встречала черта. тебе какой нужен именно? уверена, мы выбьем из него все необходимые ответы на твои вопросы, - не сдерживаясь тараторит мими в своей непревзойденной и беспечной манере. концовку делает тихой по громкости, а потом вовсе меняется в лице – серьезней становится. – но чтобы мне окончательно понять о чем идет речь, выскажись не так как в прошлый раз. уверена, что как только мы закончим с этим разговором у нас будет время еще раз поиграть в "прижималочки", хе-хе, - мими подмигивает, слишком стремительно и быстро соскакивая с серьезного диалога.

видит, что вики злится, но пока не понимает к чему все это. не понимает, что вообще могло случиться такого из-за чего покрывается неглубокими складками этот прекрасный непризнанный лобик.

— Что ты здесь устроила, Сильвана... Это противоречит всем законам природы! Этому... нет названия!
—  Вождь, без новых Отрекшихся мой народ бы вымер... Мы потеряли бы влияние в Гилнеасе и северном Лордероне.
—  Ты хоть понимаешь, что это значит, Сильвана? Чем ты теперь отличаешься от Короля-лича?
— Как это чем, Вождь? Я служу Орде.

Сильвана едва себя сдерживала, чтобы не заорать на своего подчиненного. Как иронично, не так давно вождь Орды — Горош Адский Крик, так же осмелился сравнить её с Плетью. А если быть точнее, то с самим Королём Личом — Артасом Менетилом, тем, кого эльфийка всем сердцем презирала и ненавидела. Тогда Королева банши с легкостью парировала слова орка, переведя всё в шутку, словно не понимала сути вопроса. Но на деле она понимала к чему вёл вождь Орды также явно, как и то, для чего она всё это затеяла. Однако, на этот раз всё было совсем иначе, и она так просто не смогла отмахнуться от слов своего офицера. Лучницу задели слова Кольтиры Ткача Смерти настолько, что она едва не вцепилась ему в глотку, в попвтках доказать обратное. Для неё было важно, чтобы её окружение четко понимала, что она не Артас, и никогда им не будет. Она никогда не станет таким же как он, и что их цели кардинально отличаются. Орки могут говорить и думать, что угодно, но не её народ! Не её доверенные лица. Эх… как же ей хотелось бы, разъяснить, хотя бы малую часть всего происходящего. Однако, она не может этого себе позволить. Никто не должен знать, о её планах и стремлениях. Никто, кроме валь'кир и Натаноса. Впрочем, второй, тоже знает тоже далеко не все, что затевает его королева и почему. Гнилосень доверяет своей Тёмной госпоже настолько, что не требуя объяснений, делает все в точности так же, как попросит его Ветрокрыла.

— Как же меня воротит от этих разговорах о чести. Тошнит от них смертельно. Ваша честь меня в могилу несколько раз свела. У меня не так много попыток осталось, чтобы закончить начатое и перейти к следующей фазе моего плана.

Эльфийка мысленно пересчитала своих валь'кир, как «дополнительные жизни». Если бы враги только знали бы, они бы в первую очередь пытались бы уничтожить крылатых воительниц, дабы лишить Сильвану возможность снова восстать из мёртвых. Но благо, никто об этом пока что не знал, а потому-то «дополнительные жизни», пока что в безопасности. Некогда предводительница Следопытов Кель'таласа, просжигала взглядом своего заключенного. Она прекрасно понимала, что рыцарь смерти сейчас доволен собой, как никогда прежде. Что не удивительно, мало кому удавалось ранить Тёмную госпожу, а ему удалось. Конечно, он не ждёт после этого твиста, какого-то милосердия к своей персоне. Впрочем, скорее всего, он проявил такую храбрость, потому не ожидал к себе милосердия заранее, а зря.

— Ты мне будешь говорить про честь? — Прорычала Ветракрылая. — Ты — кто сговорился с Альянсом за моей спиной? Ты? — Эльфийка пренебрежительно фыркнула и отвернулась от своего собеседника. Рейнджер явно была сейчас не в духе, и злить еще сильнее — не самая разумная идея. Пережить разговор конечно можно, но в чем смысл, если больше всего на свете ты будешь молить о смерти? — Знаешь, меня уже убили в спину, стоило мне довериться и повернуться к своему союзнику спиной. Ощущения не из приятных. — Некогда офицер Луносвета говорила про инцидент, что случился во время битвы за Гилнеас. Лорд Годфри выстрелил в спину Тёмной госпоже, после чего скрылся в лесу. Ткач Смерти, конечно не присутствовал лично при этих событиях, но возможно слышал о них ранее. Возможно он даже не поверил, что Сильвану тогда действительно убили в тот злополучный день, раз она всё ещё ходит по землям Азерота. Да и свидетелей тогда было маловато, на радость убийце.Да и слухи, далеко не всегда правдивы. — Мне хватило смертей, чтобы понять, что это не моё… Я сделаю все, чтобы мои войска пережили эту войну, как и я сама. А насчёт Плети… То, я тебе скажу, чем я отличаюсь от неё — я не бросаю своих в лапах врага. — Это было небольшое напоминание рыцарю смерти, о его заключении в Алом ордене, где тот чуть не погиб. На его счастье, Тассариан даже после посмертия сохранил какие-то понятия о чести. Несмотря на запрет, рыцарь смерти организовал спасательную операцию для своего дорогого друга.

«Я не доверяю ей. Её сердце по прежнему принадлежит народу эльфов»

Сильвана задумалась, сколько правды было в словах молодого эльфа. Правда ли он не уступил бы Андорал войскам Штормграду, и как бы это бы выглядело на самом деле. Развязал бы войну, сразу после того, как Плеть была бы уничтожена и напал на людей того, кем бы он так дорожит? Или предупредил бы о том, что перемирию конец прямо смотря в глаза тому, кому был обязан жизнью? Звучит совсем не правдоподобно. Скорее Тассариан лично бы уступил бы Андорал, чем Ткач Смерти начал его отбивать, или же требовать его. А это значит, что Андорал остался бы Альянсу, ибо генерал Штормграда тоже не хотел бы разочаровывать своего короля Вариана Рина. Для него провал за битву при Андорале сильно сказалось бы на репутации, которая у него и так никчерту. А значит, Кольтира благородно бы уступил город Альянсу, посчитав, что Тассариану нужнее. Ведь он мог прийти грустно опустив взгляд, сказав, что Плеть сильно ослабила его отряд и у его войск просто не хватит сил для захвата города, который уже занял Альянс. Существенных причин не верить своему офицеру, у Ветрокрылой бы не было, и обман бы удался, если бы на поле битвы не появилась бы Линдси Рэйвенсан.

— Может ты и не собирался, но ты бы уступил. Несомненно твой друг... — Сильвана едва сдержалась, чтобы не назвать его «дружочком». Яд — ядом, а опускаться до такого укола, эльфийка не хотела. Она всегда считала, что её народ был достоин лучшего. Некогда Ткач Света, наверно был один из самых главных представителей её народа. Он был, как и она эльфийской расы. Как и она, он потерял все при битве за Кель'Талас. Как и она, он был во власти Короля Лича, и делал такие вещи, которыми не гордится и по сей день.
— Не думаю, что ты бы смог сказать ему в лицо, что перемирию пришел конец, и пора сражаться за город между собой. Духу бы не хватило высказать это ему… А бить в спину, а действовать исподтишка — ты и сам сказал, что не умеешь. Договориться, тоже вряд ли бы получилось, ведь на кону репутация Тассариана, твоего спасителя. Так, скажи мне, Кольтира, как бы ты мне в дар принес бы Андорал? — Королева банши говорила уверенно и без какой либо запинки, словно репетировала эту фразу не единожды. Сильвана подозревала, что знает ответ на свой вопрос: «никак». Потому-то она скорее молчание в ответ, нежели вразумительную фразу, которая бы оправдала её офицера, и заставила бы поверить, что Андорал был бы во власти Орды.
— Запомни, офицер, на войне все средства хороши. А добивать истерзанного противника, это вовсе не подлость — это стратегия. — Едва ли заключенный, конечно внемлет её словам. Во всяком случае, пока на противоположной стороне будет Тассариан. Тёмная госпожа не была уверена, что подписанный мир, не нёс в себе цель уберечь Штормградского офицера от смерти в той битве.

— Что же, если они так дорожат друг дружкой, было бы совсем неплохо завербовать его в армию Отрекшихся. Он же выходец из Лордерона, так что ему тут найдётся занятие и место. Кольтира будет доволен, а я получу на своей стороне опытного воина и хорошего стратега. Это будет прекрасный и дальновидный ход. Путь приводит своего Тассариана в армию Лордерон. Посмотрим, на что он способен.
Конечно у эльфийки были и свои мысли на принятие в ряды врага. Хотя, она и не лгала, когда говорила, что считает любовь — прекрасным чувством. Да и любовь к человеку, нисколечко не смущало. А уж, если из этой любви можно получить еще и выгоду, тогда тогда становиться всё еще прекрасней и интересней.
Сильвана не знала, как рыцарь смерти расценит её приглашения. Станет ли искать в нем подвох, считать, что это ловушка. или что-то в этом духе. Но её дело предложить. В конец-концов, какая у них альтернатива? И дальше бороться друг против друга? Не лучше уж сразу перейти к постельной борьбе без лишних прелюдий. Дорога в Альянс Кольтире закрыта, остаеться Тассу перейти на сторону Орды. Если потребуется, Королева банши выпишет какой угодно ордер, и сколько угодно. От остолькой орды эльфийка защитит своих голубков. Не впервой она нарушает запреты. Удасться и в этот раз, в случае чего, плюнуть в лицо Горошу так, что он не поймёт, что это только что было: искреннее недоумение, или же всё же плевок в его адрес.

Когда собеседник вновь заговорил, эльфийка прищурилась  вслушиваясь в каждое слово, боясь что-то упустить из виду. В голове чувствовалось отчаяние и боль. что были так близки лучнице. Она верила каждому слову, что озвучивал Ткач Смерти, потому, что ощущала, как его же слова разрывали ему сердце. От чего-то на её глазах начали выступать слезы. Эльфийка словно ощущала каждую свежую рану, на сердце Кольтиры, оставленные его же словами отчаяния.
Ветрокрылая вспоминает себя, свои чувства, что тенью следуют за ней. Ту скорбь, которая звучит все эти годы в душе банши. Она не замолкает, и не утихнет никогда. Темный следопыт привыкла игнорировать её. Потому. что понимала, что её не унять и ничем не заглушать. Она это знает, потому, что пыталась всеми возможными способами. Проявив слабость, Силвана отдалась во власть чувствам, и слёзы градом потекли из глаз. Все мысли перемешались вдруг в голове. Тёмная госпожа закрыла глаза прижавшись к своему офицеру, не переставая плакать. Такой, пожалуй никто её еще не видел, даже сестры Ветрокрылые. Всегда она казалась сильной и бесстрашной, даже когда сражалась против самой Смерти.
Она плакала некоторое время, без перерыва, словно поставила себе цель выплакать все слезы за долгие годы страдания в один миг. С трудом тёмный следопыт заставила себя отстраниться от заключенного, унимая дрожь внутри. Сильвана знала кто она, и четко помнила, что не имела права на проявления каких либо эмоций. Разумеется, за исключением ярости, которая постоянно бурдела в ней и придавала сил для битвы.

— Ты должен забыть его... — Не без сожаления произносит лидер Отрекшихся.
— Забыть его раз и навсегда. — Эльфийка ощущает на себе морозный холод по всему тему. Ей ужасно хочется сжаться в двое и не двигаться более.
— Твои чувства к этому человеку, губительны для тебя. — Делая паузы после каждой своей фразы, Сильвана переводила дыхания, стараясб держать свои чувства под своим контролем.
— Кольтира, я заглянула за грань, и там нет ничего хорошего. Одни страдания и боль. В этом мире у нас есть шанс стать счастливыми. — Королева банши делает большое усилие, чтобы перевести дыхание. Она не была уверена, что может сказать своему офицеру, а что нет. Вдруг он снова воткнёт ей в спину нож. Такая возможность у него всё еще представится.
— В это, наверно сложно поверить… Но все, что я сделала в Гилнеасе, я сделала это ради нашего народа. — Ветраккрылая переводит взгляд на своего сломленного собеседника, не зная как еще объяснить так, чтобы не раскрывать всех важных карт в её «игре».
— У меня были видения, об этой битве, за долго до того, как она настала. — Тихо начала Сильвана. Она хотела убедить своего офицера не делать глупостей, хотела сказать, что понимает его чувства, хотя он наверняка не разделял её мнения.
— И в этой битве, проиграли Отрекшиеся. А знаешь почему? Потому, что использовали, как пушечное мясо. — Хотя Ветрокрылая прежде всегда в таких ситуациях говорила «нас», то сейчас она старалась не упоминать себя. Она говорила об Отрекшихся, как о тех, кто действовал без её указаний. Разумеется это было сделано намеренно, а не спроста. Да, и можно заметить, что почему-то лучница не увидела в своем видении, то как ей в спину стреляет предатель.
— Я не хотела снова увидеть тот кошмар, но уже наяву. Потому, то я поступила так, как поступила, Ткач. Наш народ заслуживает большего, он и так уже сполна настрадался. И ты, мой рыцарь, заслуживаешь большего, чем имеешь сейчас. И я сделаю все, чтобы ты это получил.

Мраморный пол храма ужасно холодный, даже когда Шэдоухарт кладет вообще все, что может сойти за утепление, между спальником и полом. Иначе и быть не могло среди подземных руин, никогда не видевших солнца и много лет не чувствовавших человеческого тепла. Хотя едва ли в иные времена здесь было бы комфортно спать.

Это святое место, Вызов Шар, — и вообще не предназначенное для того, чтобы разбивать здесь лагерь, раскладывать поклажу, кипятить воду в котелке, словно это какая-то заброшенная лачуга. Занимаясь этими бытовыми вещами, Шэдоухарт старается, насколько может, делать это уважительно — хотя этот концепт звучит абсурдно даже для нее самой. Как можно уважительно разбивать лагерь?
Она думает, что возможно, стоило предложить, чтобы они разбили лагерь снаружи, прямо у входа в усыпальницу Тормов, но все и так вымотаны лабиринтом храмовых коридоров и долгим днем, который в Темных землях от ночи не отличается. Ей самой все время хочется спать. Над этой землей висит не только некротическое проклятие, разъедающее плоть — есть что-то здесь, убивающее всякую бодрость духа, и Шэдоухарт не чувствует в себе сил и желания бороться против кощунственно кипящего котелка, потому что она замерзла и устала и мечтает о чем-нибудь горячем. Она надеется, что это будет списано с ее счета прегрешений в категорию ради задания. А если не ради задания, то время для наказания наступит когда-то позже.

Она задумчиво смотрит на ломоть берегостского сыра — единственной потенциально съестной вещи среди бутылок амнского десертного, которые она вытащила из буфета той таверны в Темных землях. Шэдоухарт до сих пор передергивает от отвращения, когда она вспоминает того бармена и его дохлых постояльцев.
Темные земли их сильно поистрепали — еще в друидской роще посреди заброшенных и захваченных гоблинами поселений в компании беженцев с детьми, покидающих свои скромные огороды, было ясно, что пояса пора затянуть потуже. Но когда их запасы начали подходить к концу, а собирательство не дало результатов, стало ясно, что новое отверстие в ремнях — это лишь вопрос времени.
— Кто-нибудь разбирается в сырах? Думаете, эта плесень достаточно благородная? — Шэдоухарт поднимает взгляд на Уилла в надежде, что он, опираясь на свои кулинарные познания, привитые в высшем свете, скажет, что им повезло найти уникальный сорт сыра, который на самом деле настолько же хорош, насколько он вонюч, поэтому все они могут не волноваться.
Но на лице у Уилла такое же сомнение, которое, безо всяких зеркал, написано на ее собственном.
Ха, пожалуй, этот сыр прикончит их быстрее, чем проклятие.

Уилл спрашивает Гейла, может ли тот наколдовать что-то съестное. Гейл, конечно же, не может — но может предложить свой набор великолепных специй, которые он насобирал боги ведают где, чтобы придать изысканности любой стряпне, которую удастся наскрести в заброшенном храме.
Шэдоухарт почти уверена, что здесь можно наскрести только пыль. Она смотрит на Тавсона, потом на Астариона.
— Что если съесть ортона? — это шутка, конечно. — Знаю, Астарион, ты наверно хотел его для себя… но ты же поделишься с нами? Тав наверняка сможет его приготовить. Со специями Гейла.
Она шутит беззлобно, но не уверена, что это звучит так беззаботно, как она хотела бы. Ей в этом храме не по себе  — и, сколько бы она ни пыталась убедить себя, что так и надо, что божественное величие не должно ощущаться приветливым или уютным, иногда у нее по спине пробегает холодок. Кажется, кто-то за ними наблюдает. Хотя в гулких и пустых коридорах никого нет.
Если не считать крыс.

Заказываю себе очередную порцию виски, уже заранее решив, что она окажется последней на сегодня. И дело не в опьянении, которого я практически не ощущаю. Я могу хоть весь бар выпить и даже пошатываться не буду. Просто Мистик-Фоллс меня разочаровывает. Я, конечно, понимала, что это дыра по типу родного Бон-Темпса, но чтобы настолько... даже предположить не могла. Все эти деревенские жители меня не интересуют. Будь я живой, ещё до обращения, может быть была бы рада их вниманию, но сейчас лишь скулы сводит от скуки. Да и виски тут.. ну откровенно говоря, дерьмовый. Да, пожалуй, Билл меня избаловал. Впрочем, не вижу ничего плохого в том, чтобы окружать себя только самым лучшим. И, если травить своё тело, то только ядом самого лучшего качества. Хотя теперь ни наркотики, ни алкоголь не могут навредить моему телу. Больше не могут. Допиваю виски, недовольно поморщившись от горьковатого привкуса на кончике языка. Даже настоящая кровь вкуснее, чем это.

Но не успеваю развернуться на стуле, оставив на стойке довольно крупную купюру, как ко мне подсаживается высокий брюнет, и я очень удивлена, что такие мужчины водятся в этом городе. Впрочем, через мгновение я понимаю, что он на самом деле вампир. Удивительно, как я не распознала его раньше и как могла не обращать на него внимание на протяжении всего вечера. Видимо, слишком глубоко ушла в себя. Эта ошибка могла бы стоить мне дальнейшего существования, ведь у Комптона достаточно врагов, а я его единственное дитя и самый действенный рычаг давления на нового Короля Луизианы. Мысленно отвешиваю себе оплеуху, очаровательно улыбаясь и заправляя прядь волос за ухо, вполоборота поворачиваясь к своему новому знакомому. Облизываю губы, с которых не сходит лукавая улыбка. Ну что же, может быть этот город не так безнадежен, как мне изначально показалось.

- Только если ты можешь мне предложить что-то лучше того, что подают здесь, - с некоторым презрением щелкаю по своему опустевшему бокалу, из-за чего он скользит по барной стойке в сторону мужчины. Чуть расправляю плечи, откидывая волосы за спину, открывая вид на декольте. Когда-то давно, мое собственное поведение заставило бы меня покраснеть от смущения. Но я давно уже не та запуганная девочка, которую едва ли не ежедневно бил отец. Занку не обманул, когда исполнял мое желание. Я действительно получила новую жизнь, когда рискнула ослушаться деспотичного отца. Мне было жаль только то, что мне пришлось оставить свою сестру, но я уверена, что наша с ней история еще не закончена. После внушения от Комптона, старший Хэмби стал вести себя гораздо приличнее, больше не поднимал руку ни на мать, ни на Идэн. Так что за их безопасность я могла быть спокойна. Как только сестра достигнет определенного возраста, я вернусь и предложу ей шанс изменить жизнь. Мы уже обсуждали это с Биллом, он даже согласен лично обратить сестру, если она согласится. Если нет, то мы в любом случае не оставим ее - оплатим переезд в новый город, обеспечим поступление в любой колледж, чтобы у нее было яркое будущее.

Заставляю себя отвлечься от мыслей об Идэн, более внимательно окидывая взглядом своего соседа. Красивый, глупо это отрицать, и прекрасно об этом осведомлен. Харизматичный, наверняка женщины на него буквально вешаются. Умеет себя преподнести, а это качество иногда важнее, чем внешняя привлекательность. Отлично, приятная компания на вечер мне обеспечена.

- Как тебя зовут, красавчик? - склоняю голову к плечу, с любопытством прищуриваясь. После обращения я разучилась смущаться и предпочитаю всегда прямо высказывать свои желания, без лишних сантиментов. Даже бессмертная жизнь может быть скоротечна, лучше я буду жалеть о том, что сделала, чем потом изводить себя размышлениями "а что, если бы я?.." В любом случае, я рассчитываю на интересное продолжение этого вечера, и что-то мне подсказывает, что мой новый знакомый меня не разочарует.

Последние дни Сабрина практически не спит, лишь находит временное забытье в тревожной полудреме, находясь на границе сна и яви. Крутится ночами напролет в собственной постели, изредка негромко стонет. Ничего ей уже не помогает — даже знаменитые зелья тети Хильды. Сон не приходит к юной ведьме. Все началось в тот момент, когда она подписалась в книге Темного Владыки, признавая его власть над собой, тогда как все ее существо противилось этому. Сабрина желала власти и свободы, но ей пришлось поступиться своими принципами, чтобы спасти своих близких и свой город. Под ее глазами появились темные круги, которые она неизменно тщательно маскирует подслушанным заклинанием. Впрочем, тени под глазами неплохо дополняли ее новый образ — серебро волос да более бледную, но теперь уже идеальную кожу. Спеллман стала лишь тенью себя прошлой, но теперь уже идеальной ведьмой. Соблазнительной. Манящей. Темной. Отражение в зеркале хитро подмигивает ей, и Сабрине требуется время, чтобы узнать себя.

В её видениях нет людей. Только горы тел. Руины разрушенных зданиий. Солнечное затмение, окрашивающее пейзаж в мрачные цвета. И красный. Много красного. Сабрина уже не вздрагивает, переступая через бездыханного Харви. Или Сьюзи. Или Роз. Ника. Тетушек. Сейлема. Они нереальны. Она знает, что там впереди ее ждут. Поэтому держит голову прямо, стараясь не смотреть себе под ноги. Это все не по-настоящему. Это просто сон. Страшный, ужасный сон. Который ей не суждено досмотреть до конца. Она неизменно просыпается, стоит ей толкнуть тяжелые резные двери. Смех. Раздражающе громкий, самоуверенный смех — последнее, что она слышит, прежде чем резко сесть на собственной постели, тяжело дыша. Сейлем, спящий исключительно у нее под боком, приподнимает голову и негромко мяукает, словно пытаясь успокоить свою хозяйку. Сабрина лишь чешет его за ухом, прежде чем рухнуть обратно на подушки, тяжело выдыхая.

Все хорошо.

Сны меняются со временем. Она слышит голос — тихий, хриплый, манящий. Зовущий. А после резко просыпается, машинально скользя рукой на плечо, ощущая под подушечками пальцев лишь гладкую кожу. Это был просто сон. В очередной раз. Ей удается обманывать друзей, тетушек, Эмброуза. Заклинание в очередной раз скрывает темные круги под ее глазами.

Снова этот голос. Сабрина ежится, потирая плечи ладонями., пытаясь прогнать озноб. Слишком реальны ее ощущения. Делает шаг. Еловые ветки неприятно колют босые пятки. А кожа на плече уже не такая гладкая — под пальцами ведьмы три ровных полосы — словно следы когтей. По спине пробегают мурашки. Она просто спит. И никак не может проснуться.

Сабрина привыкла видеть во снах разрушенные города и груды мертвых тел, поэтому безлюдная опушка ближайшего к Гриндейлу леса удивляет ее — кажется, они праздновали последний Самайн здесь. Ей хочется сопротивляться голосу, но ноги действуют против ее воли, сокращая расстояние между ней и постаментом с книгой. Она уже знает, что именно увидит на страницах древнего фолианта, но все же ее взгляд прикован к страницам древнего фолианта. Сабрина Спеллман ярко выделяется среди остальных имен. И отчего-то ведьме кажется, что именно ее имя начертано кровью.

— Я все равно не принадлежу тебе, — упрямо поджимая губы, говорит Сабрина, не в силах отвести взгляд от собственного имени в череде прочих — Пруденс, Агата, Доркас, Николас, Хильда, Эдвард, Зельда — они все добровольно отдали свои души Сатане, Сабрина же была вынуждена расписаться в книге. Поэтому она резким движением скидывает книгу на землю, захлопывая ее, после оглядывается, вскинув подбородок. Ей не страшно. Она просто уже устала бояться за себя и своих близких. — Я никогда не буду твоей.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

Последние дни Сабрина практически не спит, лишь находит временное забытье в тревожной полудреме, находясь на границе сна и яви. Крутится ночами напролет в собственной постели, изредка негромко стонет. Ничего ей уже не помогает — даже знаменитые зелья тети Хильды. Сон не приходит к юной ведьме. Все началось в тот момент, когда она подписалась в книге Темного Владыки, признавая его власть над собой, тогда как все ее существо противилось этому. Сабрина желала власти и свободы, но ей пришлось поступиться своими принципами, чтобы спасти своих близких и свой город. Под ее глазами появились темные круги, которые она неизменно тщательно маскирует подслушанным заклинанием. Впрочем, тени под глазами неплохо дополняли ее новый образ — серебро волос да более бледную, но теперь уже идеальную кожу. Спеллман стала лишь тенью себя прошлой, но теперь уже идеальной ведьмой. Соблазнительной. Манящей. Темной. Отражение в зеркале хитро подмигивает ей, и Сабрине требуется время, чтобы узнать себя.

В её видениях нет людей. Только горы тел. Руины разрушенных зданий. Солнечное затмение, окрашивающее пейзаж в мрачные цвета. И красный. Много красного. Сабрина уже не вздрагивает, переступая через бездыханного Харви. Или Сьюзи. Или Роз. Ника. Тетушек. Сейлема. Они нереальны. Она знает, что там впереди ее ждут. Поэтому держит голову прямо, стараясь не смотреть себе под ноги. Это все не по-настоящему. Это просто сон. Страшный, ужасный сон. Который ей не суждено досмотреть до конца. Она неизменно просыпается, стоит ей толкнуть тяжелые резные двери. Смех. Раздражающе громкий, самоуверенный смех — последнее, что она слышит, прежде чем резко сесть на собственной постели, тяжело дыша. Сейлем, спящий исключительно у нее под боком, приподнимает голову и негромко мяукает, словно пытаясь успокоить свою хозяйку. Сабрина лишь чешет его за ухом, прежде чем рухнуть обратно на подушки, тяжело выдыхая.

Все хорошо.

Сны меняются со временем. Она слышит голос — тихий, хриплый, манящий. Зовущий. А после резко просыпается, машинально скользя рукой на плечо, ощущая под подушечками пальцев лишь гладкую кожу. Это был просто сон. В очередной раз. Ей удается обманывать друзей, тетушек, Эмброуза. Заклинание в очередной раз скрывает темные круги под ее глазами.

Снова этот голос. Сабрина ежится, потирая плечи ладонями., пытаясь прогнать озноб. Слишком реальны ее ощущения. Делает шаг. Еловые ветки неприятно колют босые пятки. А кожа на плече уже не такая гладкая — под пальцами ведьмы три ровных полосы — словно следы когтей. По спине пробегают мурашки. Она просто спит. И никак не может проснуться.

Сабрина привыкла видеть во снах разрушенные города и груды мертвых тел, поэтому безлюдная опушка ближайшего к Гриндейлу леса удивляет ее — кажется, они праздновали последний Самайн здесь. Ей хочется сопротивляться голосу, но ноги действуют против ее воли, сокращая расстояние между ней и постаментом с книгой. Она уже знает, что именно увидит на страницах древнего фолианта, но все же ее взгляд прикован к страницам древнего фолианта. Сабрина Спеллман ярко выделяется среди остальных имен. И отчего-то ведьме кажется, что именно ее имя начертано кровью.

— Я все равно не принадлежу тебе, — упрямо поджимая губы, говорит Сабрина, не в силах отвести взгляд от собственного имени в череде прочих — Пруденс, Агата, Доркас, Николас, Хильда, Эдвард, Зельда — они все добровольно отдали свои души Сатане, Сабрина же была вынуждена расписаться в книге. Поэтому она резким движением скидывает книгу на землю, захлопывая ее, после оглядывается, вскинув подбородок. Ей не страшно. Она просто уже устала бояться за себя и своих близких. — Я никогда не буду твоей.

Смерть не принесла того покоя о котором вещают священники на земле. Вики попала в школу для ангелов и демонов и ее захватил водоворот новых приключений. И вот совсем недавно ей стало известно, что в ее смерти виновен кто-то из бессмертных, ведь вспомнила, как незадолго до аварии видела соседа, который оказался мертв уже на протяжении нескольких дней. Девушка закрылась ото всех и пыталась осознать все произошедшее. Особенно ее волновал вопрос кому же она понадобилась в этой школе, раз он решился на такой жестокий поступок. Да, Уокер нравилось в школе ангелов и демонов, ведь в короткое время ей удалось завести дружеские отношения с многими ребятами и терять их не хотелось. Но при всем этом в голову настойчиво лезли мысли о том, как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не погибла. А главное оставалась кровоточащая рана, ведь беспокойство за родителя никуда не делось.
Для кого я всего-лишь игрушка? Кто так безжалостно влез в мою смертную жизнь? Возможно этот кто-то именно из этой школы. Ведь встречали меня Геральд и Мисселина и именно они проверяли меня. Эти мысли разрывали голову и подозрения падали на многих, даже на ту же самую мать, которую Ви, как оказалось совершенно не знала. И чтобы не сойти сума пришлось все же выйти из своей раковины и постараться постепенно разбираться в данной ситуации. Конечно же друзья не могли не заметить подавленного состояния непризнанной и приставали к ней с расспросами. Но ей не хотелось пускать кого-то к себе в душу и думать сейчас своей головой. Правда был один тот, кому уже было известно все обстоятельства дела. И это был никто иной, как Люцифер. Поверить в то, что этот демон будет сплетничать с кем-то о Вики было бы очень странным, но все же брюнетка решила поговорить с ним и попросить не распространяться об истории ее гибели. И чтобы им никто не мешал, она выбрала вечернее время и направилась в комнату сына Сатаны.
Была уже почти ночь и направляясь в спальню к Люциферу, девушка заметила, как он сам выскальзывает из своей комнаты и тихо направляется куда-то. Ей стало интересно что же задумал этот неугомонный демон и потому она тихо пошла за ним. Уокер успела не много узнать его и знала, что такой его загадочный вид не сулил ничего хорошего, а значит этот черт что-то задумал. И тут задачка сложилась в уме, ведь Ви вспомнила что на днях в школу прибыл один из представителей Цитадели и он привез с собой артефакт, который очень заинтересовал твердолобого друга. Он как-то рассказывал о том, что эта безделушка когда-то принадлежала Аду и приспешники Небес отобрали у них сильную игрушку.
Вот же неугомонный. Если тебя поймают, то выгонят и отцу уж точно ничего доказать не сможешь, а лишь еще больше разозлишь этого тирана. Вики понимала, что нелюбимый сын готов пойти на многое, дабы доказать родителю что чего-то стоит, вот только Непризнанная не готова была закрыть глаза на такое сумасбродство. Он стал ей дорог и потому именно ей придется вправить мозги этому упрямцу. А заставить себя выслушать она уж точно могла, Вики отличалась таким же непробиваемым характером и не привыкла пасовать перед трудностями. И необходимо было действовать, как можно скорее. А значит хватит играть в сыщиков, а включать психоанализ.
- Милый, не меня ли ты ищешь? Брюнетка вышла из-за колоны и решила немного привлечь к своей персоне внимание нестандартным способом. Люцифер явно не ожидал, что кто-то заметит его передвижения и конечно же не мог подумать, что Ви поймет его намерения и будет его отговаривать. А она именно этим для начала и решила заняться. Девушка подошла к другу в плотную и заглянула в эти непроницаемые глаза, показывая свою решимость идти до конца, а только потом решила выложить все карты на стол.
- Если решился на авантюру, то знай, что я тебе не позволю наделать глупостей. Еще не хватало чтобы тебя выгнали из школы из-за этого. Я буду твоей совестью и тенью и буду следовать по пятам. Непризнанная прошипела эти слова прямо на ухо демону, чтобы их никто не смог подслушать и для этого ей пришлось подойти почти вплотную к нему и встать на цыпочки. Со стороны могло показаться, что у них что-то вроде тайного свидания и парочка желает уединиться, но лучше уж так, чем подозрение о намерениях обворовать представителя Цитадели.

за тео нет, но скоро будет!